В. И. ЛЕНИН

 

 

УРОКИ КРИЗИСА

Печатается по тексту газеты  «Искра»

№ 7, август 1901 г.

 

Вот уже почти два года, как тянется торгово-промыш­ленный кризис. И он, повидимому, все разрастается, захва­тывая новые отрасли промышленности, распространяется на новые районы, обостряется новыми банковыми крахами. Наша газета, начиная с декабря прошлого года, в каждом номере отмечала так или иначе развитие кризиса и его ги­бельные действия. Пора поставить общий вопрос о причи­нах и значении этого явления. Для России оно сравни­тельно ново, как нов и весь наш капитализм. В старых же капиталистических странах, т.е. в таких странах, в кото­рых большинство продуктов производится на продажу, в которых большинство рабочих не имеет ни земли, ни орудий труда и продает свою рабочую силу, нанимаясь в чужие хозяйства, нанимаясь к собственникам, владеющим землей, фабриками, машинами и проч.,— в капитали­стических странах кризис есть явление старое, повто­ряющееся от времени до времени, как припадок хрони­ческой болезни. Кризисы можно, поэтому, предсказывать, и, когда в России стал особенно быстро развиваться капи­тализм, — в социал-демократической литературе был пред­сказан и теперешний кризис. В брошюре: «Задачи русских социал-демократов», написанной в конце 1897 г., гово­рилось: «В настоящее время мы переживаем, видимо, тот период капиталистического цикла (оборота, повторяющего одни и те же события, как повторяются зима и лето), когда промышленность «процветает», торговля идет бойко, фабрики работают во-всю и, как грибы после дождя, появляются бесчисленные новые заводы, новые предприя­тия, акционерные общества, железнодорожные сооружения и т. д. и т. д. Не надо быть пророком, чтобы предсказать неизбежность краха (более или менее крутого), который должен последовать за этим «процветанием» промышлен­ности. Такой крах разорит массу мелких хозяйчиков, бро­сит массы рабочих в ряды безработных» ... И крах насту­пил — такой крутой, какого еще Россия не видывала. От чего же зависит эта ужасная хроническая болезнь капита­листического общества, возвращающаяся так правильно, что ее можно предсказывать?

Капиталистическое производство не может развиваться иначе, как скачками, два шага вперед и шаг (а иногда и целых два) назад. Как мы уже заметили, капиталисти­ческое производство есть производство на продажу, произ­водство товаров на рынок. А распоряжаются производ­ством отдельные капиталисты, каждый поодиночке, и никто не может в точности знать, сколько именно и каких именно продуктов требуется на рынке. Производят наугад, заботясь только о том, чтобы перегнать друг друга. Вполне естественно, что количество произведенного может не соот­ветствовать потребности рынка. И эта возможность осо­бенно велика, когда громадный рынок внезапно расши­ряется на новые, неизведанные и громадные области. Так именно обстояло дело, когда начиналось недавно пережи­тое нами «процветание» промышленности. Капиталисты всей Европы протянули лапы к населенной сотнями мил­лионов части света, к Азии, в которой до тех пор только Индия да небольшая часть окраины была связана тесно со всемирным рынком. Закаспийская дорога стала «откры­вать» для капитала Среднюю Азию, «Великая Сибирская дорога» (великая не только по своей длине, но и по безмер­ному грабежу строителями казенных денег, по безмерной эксплуатации строивших ее рабочих) открывала Сибирь, Япония стала превращаться в промышленную нацию и попробовала пробить брешь в китайской стене, открывая такой лакомый кусок, который сразу ухватили зубами капиталисты Англии, Германии, Франции, России и даже Италии. Постройки гигантских железных дорог, расшире­ние всемирного рынка и рост торговли — все это вызвало неожиданное оживление промышленности, рост новых предприятий, бешеную погоню за рынком для сбыта, по­гоню за прибылью, основание новых обществ, привлечение к производству массы новых капиталов, составленных отчасти и из небольших сбережений мелких капиталистов. Неудивительно, что эта бешеная всемирная погоня за но­выми неизвестными рынками привела к громадному краху.

Чтобы ясно представить себе эту погоню, надо принять во внимание, какие колоссы участвовали в ней. Когда говорят: «отдельные предприятия», «одиночные капита­листы», то часто забывают, что в сущности эти выражения неточны. В сущности, отдельным и одиночным осталось только присвоение прибыли, а само производство стало общественным. Гигантские крахи только потому и стали возможны и неизбежны, что в подчинении у шайки богачей, ищущих одной наживы, оказались могучие общественные производительные силы. Поясним это примером из русской промышленности. В последнее время кризис распростра­нился и на область нефти. А в этой промышленности ворочают такие, напр., предприятия, как «Товарищество нефтяного производства бр. Нобель». В 1899 г. товари­щество продало 163 млн. пудов нефтяных продуктов на сумму  531/2 млн. руб., а в 1900 г. уже 192 млн. пудов на сумму 72 млн. руб. В один год увеличение производства в одном предприятии на 181/2  млн. руб.! Такое «одно предприятие» держится объединенным трудом десятков и сотен тысяч рабочих, занятых добыванием нефти, переработкой ее, доставкой ее по нефтепроводам, железным дорогам, морям и рекам, занятых постройкой необходимых для этого ма­шин, складов, материалов, барж, пароходов и пр. Все эти десятки тысяч рабочих работают на все общество, а распо­ряжается их трудом горсточка миллионеров, которая при­сваивает себе всю прибыль, приносимую этим организован­ным трудом масс. (Товарищество Нобель получило чистой прибыли в 1899 г. — 4 млн. руб., а в 1900 г. — 6 млн. руб., из кото­рых акционеры получили по 1300 руб. на пай в 5000 руб., а пять членов правления получили награды 528 000 руб.!) Если несколько таких предприятий бросаются в бешеную гонку для захвата места на неведомом рынке, то удиви­тельно ли наступление кризиса?

Мало того. Чтобы получилась прибыль от предприятия, надо продать товары, найти покупателей. И покупателем должна быть вся масса населения, потому что громадные предприятия производят горы и горы продуктов. А во всех капиталистических странах девять десятых населения состоит из нищих: из рабочих, получающих самую скудную заработную плату, из крестьян, живущих в массе еще хуже рабочих. И вот, когда крупная промышленность во время процветания размахивается произвести как можно боль­ше, — она выбрасывает на рынок такую массу продуктов, что за них не в состоянии заплатить неимущее большинство народа. Количество машин, орудий, складов, железных дорог и проч. все возрастает, но это возрастание от времени до времени прерывается, потому что масса народа, для которого в конце концов предназначены все эти улучшен­ные способы производства, остается в бедности, доходящей до нищенства. Кризис показывает, что современное обще­ство могло бы производить несравненно больше продуктов, идущих на улучшение жизни всего трудящегося народа, если бы земля, фабрики, машины и проч. не были захва­чены кучкой частных собственников, извлекающих мил­лионы из народной нищеты. Кризис показывает, что ра­бочие не могут ограничиться борьбой за отдельные уступки со стороны капиталистов: во время оживления промышлен­ности такие уступки-можно завоевать (и русские рабочие своей энергичной борьбой не раз завоевывали себе уступки в 1894—1898 гг.),—но приходит крах, и капиталисты не только отбирают назад данные ими уступки, но и поль­зуются беспомощностью рабочих для еще большего пони­жения платы. И так неизбежно будет продолжаться до тех пор, пока армии социалистического пролетариата не низ­вергнут господства капитала и частной собственности. Кризис показывает, как близоруки были те социалисты (называющие себя «критиками», должно быть, на том осно­вании, что они без критики перенимают учения буржуазных экономистов), которые два года тому назад шумно заяв­ляли о том, что крахи становятся теперь менее вероятными.

Уроки кризиса, разоблачающего всю нелепость подчине­ния общественного производства частной собственности, так назидательны, что теперь и буржуазная печать требует усиления надзора—напр., над банками. Но никакой надзор не помешает капиталистам основать во время оживления такие предприятия, которые неминуемо потом банкротятся. Алчевский, бывший основателем обанкротив­шихся земельного и торгового банков в Харькове, доставал себе правдами и неправдами миллионы рублей для основа­ния и поддержки горнопромышленных предприятий, суливших золотые горы. И заминка в промышленности погу­била эти банки и горные предприятия (Донецко-Юрьевское общество). Но что означает эта «гибель» предприятий в капиталистическом обществе? Это означает, что слабые ка­питалисты, капиталисты «второй величины», вытесняются более солидными миллионерами. Харьковского миллио­нера Алчевского заменяет московский миллионер Рябушинский, который, как более богатый капиталом, будет еще сильнее давить на рабочего. Замена второстепенных богачей первостепенными, увеличение силы капитала, разо­рение массы мелких собственников (напр., мелких вклад­чиков, теряющих с крахом банка все имущество), страш­ное обнищание рабочих—вот что ведет за собой кризис. Напомним еще описанные в «Искре» случаи, что капитали­сты удлиняют рабочий день и стараются при расчете за­менить сознательных рабочих более покорными сермягами.

В России вообще действие кризиса неизмеримо сильнее, чем в какой-нибудь другой стране. К застою в промышлен­ности присоединяется у нас голодовка крестьян. Безработ­ных рабочих высылают из городов в деревни, но куда будут высылать безработных крестьян? Высылкой рабочих хотят очистить от беспокойного народа города, но, может быть, высылаемым удастся пробудить хоть часть крестьян от их вековой покорности и поднять их на заявления не одних только просьб, но и требований? Рабочих и крестьян сбли­жает теперь не только безработица и голод, но также и тот полицейский гнет, который отнимает у рабочих возмож­ность соединения и защиты, отнимает у крестьян даже приходящую к ним от доброхотных жертвователей помощь. Тяжелая полицейская лапа становится во сто раз тяжелее для миллионов народа, потерявшего всякие средства к жизни. Жандармы и полиция в городах, земские началь­ники и урядники в деревнях ясно видят, что ненависть к ним растет, и они начинают бояться не только деревен­ских столовых, но и газетных объявлений о сборе пожертвований. Боязнь пожертвований! И вправду, верно, на воре шапка горит. Когда вор видит, что обокраденному им чело­веку прохожий протягивает подаяние,—вору начинает казаться, что они подают друг другу руки, чтобы общими силами расправиться с ним.